Концептуальная власть: миф или реальность?
Перепечатка из журнала «Молодая гвардия» №2 за 1990 год.
Случаен или закономерен итог 30-летнего периода нашей истории, поверхностно называемый застоем, в течение которого страна, располагающая богатейшими материальными и интеллектуальными ресурсами, фактически стала сырьевым придатком Запада, без войны превратившись по многим показателям в «послевоенную»? Этот вопрос волнует сегодня многих людей.
Обратимся к директиве Совета Национальной безопасности США № 2011 от 18 августа 1948 года: «Речь прежде всего идёт о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля (…) не следует надеяться достичь полного осуществления нашей воли на русской территории, как мы пытались это сделать в Германии и Японии. Мы должны понять, что конечное урегулирование должно быть политическим».
«Если взять худший случай, то есть сохранение Советской власти над всей или почти всей нынешней советской территорией», то «…мы должны создавать автоматические гарантии, обеспечивающие, чтобы даже некоммунистический и номинально дружественный к нам режим:
- не имел большой военной мощи;
- в политическом отношении сильно зависел от внешнего мира;
- не имел серьёзной власти над главными национальными меньшинствами;
- не установил ничего похожего на «железный занавес».
В случае, если такой режим будет выражать враждебность к коммунистам и дружбу к нам, мы должны позаботиться, чтобы эти условия были навязаны не оскорбительным или унизительным образом. Но мы обязаны не мытьём, так катаньем навязать их для защиты наших интересов».
Даже человеку, не искушённому в политике, видно, как точно описано в директиве нынешнее положение СССР. Пожалуй, лишь последний абзац этого документа требует некоторых пояснений.
Известно, что 2,3 процента населения нашей страны имеют 80, а по некоторым данным — 90 процентов всех вкладов в сберкассе. Сбережения граждан в условиях товарного голода — не отложенный спрос, а долг общества самому себе. Но очевидно, что в таком случае всё общество должно этим 2,3 процента своих граждан. Из них же только 0,7 процента, по свидетельству еженедельника «Аргументы и факты», имеют законные источники дохода.
И вот Аганбегян, Абалкин, Шмелёв, Попов, Заславская и К° предлагают насытить рынок товарами и услугами без изъятия состояний у 2,3 процента, предлагают широкий выпуск акций и прочих ценных бумаг. То есть на самом деле эти представители «народной интеллигенции» предлагают народные средства производства продавать этим 2,3 процента населения страны и иностранному капиталу, которые сразу же сядут на шею народу. Поскольку классовой оценки этим предложениям не дано, то Совет Национальной безопасности (СНБ) США должен считать подобную экономическую политику в СССР враждебной социализму и коммунизму. Это находит своё подтверждение и в теории: перестройка по рецептам Аганбегяна и К° имеет корни в работах Дюринга и Каутского, а с научным коммунизмом у неё только общая фразеология. Не отсюда ли гром аплодисментов нашей перестройке на Западе?
Много лет нам твердили о решающей роли ядерного и других видов оружия массового поражения в глобальном противоборстве двух систем. Теперь ясно, что это неверно.
Если под оружием понимать любые средства борьбы противостоящих общественных групп, в том числе и государств, и расставить приоритеты в порядке убывания губительности, мы получим следующее.
Информационное оружие
- Информация философского, мировоззренческого, методологического характера.
- Информация летописного, исторического, хронологического характера каждой отрасли знания.
- Информация прикладного фактологического характера отраслей знания (идеология, технология, и т. п.).
Материальное оружие
- Экономика и международная торговля. Борьба за мировые деньги.
- Угроза применения оружия массового поражения (не уничтожения, а поражения!).
- Прочие виды оружия.
По первому приоритету в официальной науке мы не имеем ничего, кроме высокопарных слов типа: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно».
По второму приоритету мы не знаем о себе и окружающих странах ничего, что выходит за пределы памяти одного поколения.
По третьему приоритету существующая система режима секретности работ не позволяет нам самим знать о себе ничего, но позволяет получать с Запада до 80 процентов наших разработок спустя 10 — 15 лет после их завершения в СССР.
По четвёртому приоритету мы ограничились только восторгами по поводу принятия отдельных разработок нашей промышленности и науки на уровень мировых образцов и выше, хотя покупают у нас только сырьё.
По пятому и шестому приоритетам мы разорили страну и народ, создав иллюзорную мощь своих вооружённых сил. Нежелание США сократить свои вооружения свидетельствует об этой иллюзорности и прежде всего о грубейших «проколах» в деле строительства Военно-Морского Флота. В итоге после прогноза «ядерной зимы» пятый приоритет вообще бессмыслен. Не надо обольщаться. Время, когда оборонные отрасли можно было развивать вне зависимости от остального народного хозяйства, давно прошло. Если мы не в состоянии серийно делать хорошую технику для мирного труда, то есть все основания предполагать, что военную технику, которую делают те же люди, делают так же плохо.
О правильности такой расстановки приоритетов свидетельствует история Японии, которая через 40 лет после военного разгрома и безоговорочной капитуляции стала, по своим собственным оценкам, сверхдержавой №1 (об этом ЦТ сообщило в начале апреля 1989 года). Несмотря на оккупацию Японии Соединёнными Штатами, которые продиктовали ей конституцию и длительное время вмешивались в её внутренние дела, лидер компании «Тосиба» в начале 60-х годов сказал: «Мы поручили американцам охранять Японию от вас (то есть русских. — В. З.), а на сэкономленные деньги мы будем вести экономическую войну против Соединённых Штатов. И в этой войне, будьте уверены, у нас больше шансов на победу, чем у наших заокеанских друзей…»
Он оказался прав: в настоящее время из 10 крупнейших мировых банков — 8 японские.
Как осуществлялось управление? «Командно-административным способом», — кричит пресса. Но это пустые слова, тем более что и при «рыночной» экономике управление носит всё тот же «командно-административный характер», так как управление — это конкретные мероприятия организационного и технологического характера, преследующие определённые цели. И по мере развития капитализма в развитых странах роль рынка в качестве регулятора падает.
Причина этого падения связана со способом замыкания обратных связей в процессе управления. Известно, что управление адаптирующимися системами без обратных связей невозможно.
В рыночной экономике обратные связи замыкаются главным образом через сферу материального производства, что ведёт к неизбежному превышению предложения над спросом всех товаров, включая и рабочую силу. Чем большую роль играет рынок, тем больше растрачиваются в непроизводительном труде трудовые ресурсы любой системы, в том числе и капиталистической. Рост эффективности капиталистического производства сопровождается падением роли рынка и уменьшением доли предложения, необеспеченного спросом.
Падение роли рынка как регулятора отражает процесс постепенного перехода от рыночной экономики к плановой: переносу обратных связей из сферы материального в сферу интеллектуального производства, то есть в сферу обработки информации. В этом проявляется повышение качества управления по мере развития производительных сил и производственных отношений. Идёт централизация управления, но не в вульгарно понимаемой и навязываемой у нас средствами массовой информации форме, когда производство каждого болта планируется из одного центра, а централизация при одновременном распределении по уровням иерархии целей управления и ресурсов, находящихся под их контролем. «Децентрализация» в этом процессе проявляется в повышении уровня организации периферии системы до уровня организации «центра» — это не разрушение связей между центром и периферией, а постоянная перестройка системы в целях повышения качества управления.
Управляющее воздействие вырабатывается и проводится в жизнь в любом случае «командно-административным» способом. Но вырабатывается он по-разному. При рыночной экономике администраторы анализируют текущую конъюнктуру рынка и реагируют на его текущее состояние. При стихии рынка роль прогноза в формировании управляющих воздействий относительно невелика из-за большого количества конкурентов, что обусловливает низкую достоверность детального прогноза.
По мере необходимости повышения качества управления любой системой роль прогноза в формировании управляющего воздействия возрастает. Плановое ведение экономики — это и есть система общественного производства, управляемая по схеме, которая сводится к непрерывному прогнозированию развития системы и постоянному корректированию прогноза (плана) по текущему и прошлому состоянию системы. Переход к управлению по схеме «предикатор (предсказатель) — корректор» обеспечивает более высокое качество управления любой сложной системой.
Если речь заходит об управлении обществом, то разговор всегда переходит к теме власти. И все готовы поспорить о распределении функции управления между различными видами власти: политической, законодательной, исполнительной, судебной. А с началом эпохи «гласности» споры эти на страницах прессы приобрели особенно бурный характер. Но нигде ни слова о концептуальной власти! Между тем реализованная директива американского СНБ едва ли не является концепцией развития СССР.
Концептуальная власть является предикатором при управлении общественно-экономической формацией по схеме «предикатор — корректор». Концептуальная власть автократична по своей природе: то есть она порождает себя сама, выйдя на определённый уровень миропонимания вне зависимости от «демократических процедур» общества. Это высший уровень иерархии системы управления обществом. Вольный или невольный факт реализации в СССР пусть даже некоторых положений директивы американского СНБ говорит о замыкании нашей политической, законодательной и исполнительной властей на внешнюю, враждебную социализму, концептуальную власть!
Плановое управление экономикой без концептуальной власти невозможно. Те, кто утверждает, что опыт СССР показал невозможность планового социализма, боятся смотреть правде в глаза по причине верноподданности. Бравый солдат Швейк был признан идиотом тремя враждующими школами психиатрии после того, как они убедились в его абсолютной верноподданности. Реальные факты деградации экономики и общества в нашей стране свидетельствуют о том, что наличие концептуальной власти — предикатора — позволяет управлять планово не только своими, но и чужими производительными силами. Чтобы понять это, следует рассматривать историю СССР не изолированно от истории остального мира, а с учётом целостности истории всего Человечества. Наша социалистическая государственность, замкнутая на предикатор мировой системы капитализма европейского типа, враждебного нашему обществу, перестаёт быть социалистической и обращается в свою противоположность.
Без становления в СССР собственной концептуальной власти мы по-прежнему будем работать на чуждые нам цели: другое дело — насколько эффективно. Подсознательное понимание народом этого факта отражается в пробуксовке предлагаемой ему группой Аганбегяна и К° перестройки по рецептам Дюринга и Каутского.
Концептуальная власть формирует концепцию развития. Политическая облекает её в притягательные для народа формы, не всегда соответствующие её реальному содержанию. Да и содержание, завуалированное концептуальной властью, не обязательно должно быть понятно власти политической. Законодательная власть облекает концепцию в юридические формы и так далее…
Все действуют в большинстве своём искренне в меру понимания, а на выходе получается то, что вообще не входило в планы никого, кроме концептуальной власти. И реальность такого событий подтверждается, несмотря на то, что хотя все наши руководители в один голос скажут, что они никогда не руководствуются в своей деятельности этой и подобной ей директивам, а, наоборот, противостоят им.
Реальность рассмотренного явления лишь одна из многих сторон борьбы двух систем с использованием информационного оружия — первых трёх приоритетов.
Успешность работы «предикатора» в значительной мере определяется понятием «социального времени» (есть ещё понятия физического, биологического времени и т. д.) в общественном сознании и представлениями о характере развития процессов во времени. Понятие социального времени связано с периодичностью процессов, определяющих жизнь общества. Это понятие меняется по мере развития производительных сил общества и смены «эталонных» частот социального времени при жизни, основанной на сельскохозяйственном производстве. В наши дни, когда, по мнению японцев, фактология частных отраслей Знания стареет в течение 5 — 8 лет, именно периодичность обновления фактологии практически используемого Знания и определяет эталонную частоту, с которой связано понятие социального времени. При таком положении вещей фактология науки обесценивается, но резко возрастает общественная значимость методологии, в том числе методологии поиска Знания, необходимого для прогноза развития любой общественной системы.
Есть научно-технические вопросы, на которые можно дать правильные ответы, не выходя за пределы узкой отрасли знания. Например: «Как построить атомную электростанцию или создать космический корабль для полёта на Марс?» Но на вопрос: «Надо ли строить атомную электростанцию и посылать на Марс космические корабли?» — не следует искать ответа в области технического и даже экономического знания. Для ответа на такие вопросы необходимо найти место прикладного фактологического материала частной отрасли знания в общей фактологии истории. Только при этом условии можно построить прогноз развития частной отрасли науки и техники и получить достоверные ответы на такого рода вопросы, то есть ответы, подкрепляемые практикой с течением времени. Данные утверждения предполагают, что История не является цепью случайно следующих друг за другом фактов, а что через цепь случайностей пролагает себе дорогу закономерность. Эта закономерность Истории познаваема, объективна (то есть независима от сознания). Понимание разного рода объективных закономерностей и позволяет «пророчить» варианты устойчивого будущего с точностью до общественного явления, а в отдельных случаях — с точностью до исторического факта. Это и даёт возможность направлять производительные силы общества на реализацию предпочтительного для концептуальной власти варианта устойчивого будущего. Осознание этого факта чуждой нам концептуальной властью при упорном нежелании понять его нашей политической, законодательной и исполнительной властью и обеспечивает столь высокое совпадение с вышерассмотренными американскими прогнозами 40-летней давности.
В. ЗАЗНОБИН,
кандидат технических наук
Ленинград